бирюзовыепрактики
управления

В тысяча девятьсот тридцатом году Джон Мейнард Кейнс предсказал, что к концу столетия технологии будут достаточно развиты для того, чтобы в таких странах, как Англия или Штаты, рабочая неделя могла быть сокращена до пятнадцати часов. Такая возможность действительно есть, но она не была реализована. Напротив, технологии были использованы для того, чтобы все мы стали работать больше. Для этого создаваемые рабочие места фактически должны быть бессмысленными. Масса людей в Европе и Северной Америке тратят всё своё рабочее время на выполнение заданий, в необходимость которых они сами не верят. Моральный и интеллектуальный ущерб, порождаемый этой ситуацией, хорошо известен. Однако проблема  эта практически не обсуждается.

Почему же обещанная Кейнсом утопия, так страстно желанная в шестидесятые, никогда не была реализована? Стандартный ответ на этот вопрос: “Выбирая между уменьшением рабочего времени и большим количеством игрушек и удовольствий, мы коллективно предпочли последнее.” Да, начиная с двадцатых годов, мы были свидетелями создания бесконечного разнообразия работ и отраслей промышленности, но лишь немногие из них имели отношение к производству новых удовольствий: распространению суши, айфонов и модных кроссовок.

В чём же именно заключалась деятельность на новых рабочих местах?

Предельно ясный ответ даёт недавний отчёт, сравнивающий структуру занятости в Штатах за период в годы: 1910-2000. Подчеркну, что в Англии ситуация аналогична. В течение всего прошлого века численность работников, занятых в промышленности, сельском и коммунальном хозяйстве резко снижалась. Одновременно число менеджеров, клерков, специалистов и работников сферы продаж и услуг утроилось, с одной до трёх четвертей от общего числа занятых. Другими словами, рабочие места в производстве были автоматизированы и сокращены. Даже с учётом промышленных работников во всём мире, включая производства в Индии и Китае, процент занятых в этой сфере не сопоставим с тем, каким он был раньше.

Но вместо уменьшения времени работы и освобождения населения Земли для занятий своими собственными проектами, увлечениями, мечтами и идеями, мы стали свидетелями вздутия не столько сферы «услуг», сколько административного сектора, создания сферы финансовых услуг и телемаркетинга, беспрецедентного расширения секторов корпоративного права, управления образованием и здравоохранением, человеческими ресурсами и публичными отношениями. Причем численность занятых в них даже не учитывает всех тех людей, чья занятость связана с осуществлением безопасности, административной и технической поддержкой этих отраслей.  Не учтены были и работники таких видов деятельности, как, например, круглосуточная доставка пиццы или мойка собак, которые существуют только потому, что их клиенты тратят большую часть своего времени на другую работу. Это именно то, что я называю бесполезной работой.

Как будто бы кто-то специально создаёт все эти бессмысленные специальности, только для того, чтобы занять нас чем-либо.  Казалось бы, при капитализме этого не должно быть. Конечно, в бывших социалистических странах, таких как Союз Советских Социалистических Республик, где занятость одновременно считалась и правом, и священным долгом, система создавала ровно столько рабочих мест, сколько было необходимо. Именно поэтому в советских универсамах 2 сотрудника: кассир и продавец – продавали тебе 1 кусок мяса. Но ведь предполагается, что конкуренция и свободный рынок должны решать такие проблемы. Согласно экономической теории, фирма, стремящаяся к максимизации прибыли, никогда не должна тратить деньги на работников, нанимать которых нет необходимости. Однако это каким-то образом происходит.

Когда корпорации занимаются бессмысленными сокращениями, страдают те люди, которые действительно что-то делают и чем-то управляют. Путём каких-то особых манипуляций, которые никто толком не может объяснить, число получающих зарплату бумагоперебирателей каким-то образом расширяется, и всё больше и больше людей обнаруживают,  что работают 40 или 50 часов в неделю. Однако эффективными из них являются 15, как и предсказывал Кейнс, так как всё остальное время работники заняты организацией или посещением мотивирующих мероприятий, редактированием своих страничек на “Фэйсбуке” или скачиванием сериалов из “Интернета”. Решение этой проблемы лежит не в экономической сфере, а в области морали и политики.

Правящий класс уже давно уяснил, что счастливый и продуктивный народ со свободным временем для него смертельно опасен: вспомни начало шестидесятых в Штатах. С другой стороны, чувство, что работа сама по себе обладает моральной ценностью, и что не желающий тратить большую часть своего времени на ту или иную работу — ничего и не заслуживает, невероятно убедительно.

Однажды во время наблюдений кажущегося бесконечным роста числа административных должностей в британских научных учреждениях, мне в голову пришла идея того, как мог бы выглядеть ад. Ад — это группа людей, которые тратят массу времени на работу, которая им не нравится и не особенно получается. Допустим, их наняли как замечательных столяров, но они обнаруживают, что большую часть времени они должны жарить рыбу. Да и труд их не особо востребован — фактически нужно пожарить весьма небольшое количество рыбы. Однако каким-то образом все они настолько одержимы негодованием по поводу того, что их коллеги тратят больше времени на изготовление мебели, чем они на свою обжарку, что пока всё не будет завалено штабелями плохо приготовленной рыбы, это останется их основным занятием.

Мне кажется, это достаточно точное описание смещения морали в нашей экономике.

Я понимаю, что подобные аргументы подвергнутся немедленным возражениям: «Кто ты такой, чтобы решать, какие профессии по-настоящему необходимы? В чём заключается необходимость? Ты же профессор антропологии, какая от тебя польза?» И действительно, множество читателей жёлтой прессы несомненно отнесут мою работу к числу бесполезных общественных расходов. С другой стороны, действительно не существует объективной возможности измерить ценность моей работы для общества. Я не предлагаю переубеждать тех, кто считает, что своим трудом делает мир лучше. Но если люди сами убеждены в том, что их работа бессмысленна?

Не так давно я встречался со школьным другом, которого не видел с двенадцати лет. Я был невероятно удивлён тем, что с того времени, он сперва стал поэтом, а потом певцом в инди-рок группе. Я слышал его песни по радио и даже не догадывался, что их поёт знакомый мне человек. Он, очевидно, был талантливым и оригинальным, а его труд, безусловно, улучшал жизни людей по всему миру. Несмотря на это, после двух неудачных альбомов, он лишился контракта, увяз в долгах и заботах с новорожденной дочерью, и закончил, выражаясь его же словами «избрав дорогу столь многих бесцельных парней – школу права». Теперь он юридический консультант в известной нью-йоркской компании. Он признал, что его работа абсолютно бессмысленна, не приносит никакой пользы миру, и, по его собственному мнению, не должна существовать.

Вопросов возникает немало. Первый –  почему наше общество формирует столь малые запросы на талантливых поэтов и музыкантов и фактически бесконечные потребности в специалистах по корпоративному праву? Ответ: когда 1% населения Земли контролирует большую часть всех производимых благ, то «рынок» отображает только их представление о том, что полезно и важно.

Я не уверен, встречал ли когда-нибудь в своей жизни юриста, который не считал свою работу бесполезной. Точно такая же ситуация характерна почти для всех новых отраслей, о которых упоминалось выше. Попробуй поговорить с кем-нибудь из этого класса специалистов на твёрдом окладе где-нибудь на вечеринке, и упомяни, что ты занимаешься чем-либо интересным, антропологией, например. И ты увидишь стремление полностью избежать какого-либо обсуждения их сферы деятельности. Пропусти с ними пару стаканов, и они предадутся рассуждениям о том, насколько глупа и бессмысленна их работа.

Такие психологические травмы хорошо известны. Как можно говорить о гордости за свой труд, когда в глубине души ты чувствуешь, что твоя работа не нужна? Как могут при этом не возникать негодование и скрытая злость? Злой рок нашего общества заключается в том, что его правители нашли способ перевести нашу ярость именно на тех, кто занят по-настоящему полезной работой, как в случае с обжарщиками рыбы. В мире действует глобальный закон: чем более явно выражена польза от работы какого-либо человека для других людей, тем меньше ему за это платят.

Позволю повториться, трудно оценить объективный масштаб проблемы, но есть смысл поставить вопрос, а что произойдёт если весь этот класс просто исчезнет? Можно говорить что угодно о медсёстрах, мусорщиках или механиках, но очевидно: если они исчезнут, то результаты проявятся немедленно и будут катастрофичными. Мир без учителей или докеров, скорее всего, окажется в беде, а без писателей-фантастов или скажем, музыкантов возможно будет просто менее приятным. Совершенно не ясно как пострадает человечество, если исчезнут все председатели правлений, пиарщики, лоббисты, специалисты по телефонным продажам или юрисконсульты – список можно существенно увеличить.

Обрати внимание на то, как газеты разжигали недовольство работниками лондонского метро во время их забастовки из-за условий найма. Сам факт того, что работники метро смогли парализовать Лондон, показывает, что их работа действительно необходима, но кажется именно это и раздражало тогда людей. В Штатах республиканцы добились заметного успеха в разжигании злости по отношению к школьным учителям и рабочим автопрома, но, замечу, не к администраторам системы среднего образования и не к менеджерам автомобильной промышленности, в действительности являющихся причиной проблемы за их раздутые заработные платы и социальные льготы. Республиканцы как бы говорили: «Но вы ведь учите детей! Производите машины! У вас есть настоящая работа! И помимо всего этого вам хватает наглости требовать такого же уровня пенсий и медицинского обслуживания как у среднего класса?»

Если бы кто-то специально проектировал рабочий режим, идеально подходящий для поддержания власти финансового капитала, трудно представить себе, что он мог бы сделать его лучше. Фактически, работники производительных сфер подвергаются безжалостному давлению и эксплуатации. Их остатки расположены между затерроризированной, всеми осуждаемой стратой безработных, и значительно большей стратой тех, кто получает свою зарплату за ничегонеделанье на должностях, созданных для того, чтобы занимающие их солидаризировались с перспективами и чувствами правящего класса, в частности, с его финансовыми аватарами. Но делается всё, чтобы население одновременно с этим испытывало еле сдерживаемую ярость в отношении тех, чья работа обладает ясной и безусловной общественной значимостью.

Безусловно, система не была создана сознательно. Она возникла благодаря столетию проб и ошибок. И это единственное объяснение тому, что, несмотря на наши технологические возможности, мы всё ещё не работаем по 3-4 часа в день.